Столик старуха, но он покороче на третью был ногу.
Выровнял их черепок. Лишь быть перестал он покатым —
Ровную доску его они свежею мятой натерли.
665 Ставят плоды, двух разных цветов, непорочной Минервы, 382
Осенью сорванный тёрн, заготовленный в винном отстое,
Редьку, индивий-салат, молоко, загустевшее в творог,
Яйца, легко на нежарком огне испеченные, ставят.
В утвари глиняной все. После этого ставят узорный,
670 Тоже из глины, кратер и простые из бука резного
Чаши, которых нутро желтоватым промазано воском.
Тотчас за этим очаг предлагает горячие блюда.
Вскоре приносят еще, хоть не больно-то старые, вина;
Их отодвинув, дают местечко второй перемене.
675 Тут и орехи, и пальм сушеные ягоды, смоквы,
Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,
И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.
Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье
Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.
680 А между тем, что ни раз, опорожненный вновь сам собою, —
Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!
Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,
Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.
Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.
685 Гусь был в хозяйстве один, поместья их малого сторож, —
Гостеприимным богам принести его в жертву решили.
Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —
Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым
Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.
690 "Боги мы оба. Пускай упадет на безбожных соседей
Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,
Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.
Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи
Вместе идите". Они повинуются, с помощью палок
695 Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.
Были они от вершины горы в расстоянье полета
Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:
Все затопила вода, один выдается их домик.
И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,
700 Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,
Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,
Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,
Двери резные висят, золоченым становится зданье.
Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна: 383
705 "Праведный, молви, старик и достойная мужа супруга,
Молви, чего вы желали б?" — и так, перемолвясь с Бавкидой,
Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:
"Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших
Службу нести, и, поскольку ведем мы в согласии годы,
710 Час пусть один унесет нас обоих, чтоб мне не увидеть,
Как сожигают жену, и не быть похороненным ею".
Их пожеланья сбылись: оставались стражами храма
Жизнь остальную свою. Отягченные годами, как-то
Став у святых ступеней, вспоминать они стали событья.
715 Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;
Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.
Похолодевшие их увенчались вершинами лица.
Тихо успели они обменяться приветом. "Прощай же,
Муж мой!" — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу
720 Рот им покрыла листва. И теперь обитатель Тианы
Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.
Это не вздорный рассказ, веденный, не с целью обмана,
От стариков я слыхал, да и сам я висящие видел
Там на деревьях венки; сам свежих принес и промолвил:
725 «Праведных боги хранят: почитающий — сам почитаем».
Кончил, и тронуты все и событьями и рассказавшим,
Всех же сильнее — Тезей. Вновь хочет он слушать о чудных
Божьих делах, — и, на ложе склонясь, обратился к Тезею
Бог калидонской реки: "О храбрый! Бывают предметы:
730 Если их вид изменен, — остаются при новом обличье;
Есть же, которым дано обращаться в различные виды, —
Ты, например, о Протей, обитатель обнявшего землю
Моря! То юношей ты, то львом на глаза появлялся,
Вепрем свирепым бывал, змеей, прикоснуться к которой
735 Боязно, а иногда ты рогатым быком становился.
Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.
А иногда, текучей воды подражая обличью,
Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.
И Автолика жена, Эрисихтона дочь, обладает
740 Даром таким же. Отец, презирая божественность Вышних,
На алтарях никогда в их честь не курил фимиама.
Он топором — говорят — оскорбил Церерину рощу,
Будто железом нанес бесчестье древней дубраве.
Дуб в той роще стоял, с долголетним стволом, преогромный,
745 С целую рощу один, — весь в лентах, в дощечках на память,
В благочестивых венках, свидетельствах просьб не напрасных
Часто дриады под ним хороводы в праздник водили,
Часто, руками сплетясь по порядку, они окружали
Дерева ствол; толщина того дуба в обхват составляла
750 Целых пятнадцать локтей. Остальная же роща лежала
Низменно так перед ним, как трава перед рощею всею.
Но, несмотря ни на что, Триопей 384 топора рокового
Не отвратил от него; приказал рабам, чтоб рубили
Дуб. Но, как медлили те, он топор из рук у них вырвал.
755 "Будь он не только любим богиней, будь ею самою,
Он бы коснулся земли зеленою все же вершиной!" —
Молвил. И только разить топором он наискось начал,
Дуб содрогнулся, и стон испустило богинино древо.
В то же мгновенье бледнеть и листва, и желуди дуба
760 Стали; бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.
А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас
Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится
Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,
Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
765 Остолбенели кругом; решился один святотатство
Предотвратить, отвести беспощадный топор фессалийца.
Тот поглядел, — «За свое благочестье прими же награду!» —
Молвил и, вместо ствола в человека направив оружье,
Голову снес — и рубить стал снова с удвоенной силой.
770 Вдруг такие слова из средины послышались дуба:
"В дереве я здесь живу, Церере любезная нимфа,