И элизийский приют, последние мира пределы,

Узришь, мной предвиден, и родителя призрак любезный.

Для добродетели нет недоступной дороги". Сказала,

И показала ему золотую Авернской Юноны 563

115 Ветвь, и велела ее оторвать от ствола. И послушен

Был ей Эней и узрел владенья огромного Орка,

Видел он предков своих, и предстал ему старческой тенью

Духом великий Анхиз. Тех мест познал он законы,

Также какие грозят ему бедствия в будущих войнах;

120 И по обратной стезе утомленным взбирается шагом,

Кумской Сивиллой ведом, коротал он в беседе дорогу.

Свой ужасающий путь в полумраке свершая туманном,

Молвил: "Богиня ли ты или божья избранница, только

Будешь всегда для меня божеством! Клянусь, я обязан

125 Буду навеки тебе, соизволившей дать мне увидеть

Смерти пределы и вновь от увиденной смерти вернуться.

Только на воздух опять изойду — за эти заслуги

Храм воздвигну тебе и почет окажу фимиамом".

Взор обратив на него, со вздохом пророчица молвит:

130 "Я не богиня, о нет; священного ладана честью

Смертных не мни почитать. Чтобы ты не блуждал в неизвестном,

Ведай, что вечный мне свет предлагался, скончания чуждый,

Если бы девственность я подарила влюбленному Фебу.

Был он надеждою полн, обольстить уповал он дарами

135 Сердце мое, — "Выбирай, о кумская дева, что хочешь! —

Молвил, — получишь ты все!" — и, пыли набравши пригоршню,

На бугорок показав, попросила я, глупая, столько

Встретить рождения дней, сколь много в той пыли пылинок.

Я упустила одно: чтоб юной всегда оставаться!

140 А между тем предлагал он и годы, и вечную юность,

Если откроюсь любви. Но Фебов я дар отвергаю,

В девах навек остаюсь; однако ж, счастливейший возраст

Прочь убежал, и пришла, трясущейся поступью, старость

Хилая, — долго ее мне терпеть; уж семь я столетий

145 Пережила; и еще, чтоб сравниться с той пылью, трехсот я

Жатв дождаться должна и сборов трехсот виноградных.

Время придет, и меня, столь телом обильную, малой

Долгие сделают дни; сожмутся от старости члены,

Станет ничтожен их вес; никто не поверит, что прежде

150 Нежно пылали ко мне, что я нравилась богу. Пожалуй,

Феб не узнает и сам — и от прежней любви отречется.

Вот до чего изменюсь! Видна я не буду, но голос

Будут один узнавать, — ибо голос мне судьбы оставят".

Речи такие вела, по тропе подымаясь, Сивилла.

155 Вот из стигийских краев наружу к Эвбейскому граду 564

Вышел троянец Эней и, как должно, свершив возлиянья,

На берег прибыл, еще не носящий кормилицы имя.

Здесь пребывал, после долгих трудов и великих мучений,

Нерита сын, Макарей, сотоварищ страдальца Улисса.

160 Спутника прежнего он, что на кручах был Этны покинут,

Ахеменида, — узнал и, дивясь, что нежданно живого

Встретил его, говорит: "Ты случаем или же богом,

Ахеменид, сохранен? Почему ты на варварском судне,

Будучи греком, плывешь? Куда направляете путь свой?"

165 И вопрошавшему так — не в косматом уже одеянье,

В виде своем, без шипов, сшивавших ему покрывало, —

Ахеменид отвечал: "Да увижу я вновь Полифемов

Зев, откуда текут человеческой крови потоки,

Если Итака и дом дороже мне этого судна,

170 Если Энея почту я не так, как отца! Никогда-то

Не исчерпаю свою, хоть и выполню все, благодарность,

Если дышу, говорю, свет солнца вижу и небо,

Все — о, могу ли я стать непризнателен или забывчив? —

Он даровал мне; и то, что душа моя в брюхо Циклопу

175 Не угодила. Теперь хоть со светом жизни расстанусь,

Буду в земле схоронен, а не в этом, по крайности, брюхе.

Что испытал я в душе (если чувства в то время и душу

Страх у меня не отшиб!), когда увидал я, покинут,

Как уплываете вы по открытому морю! Хотел я

180 Крикнуть, да выдать себя побоялся Циклопу. Улисс же

Криком вас чуть не сгубил: я видел — огромную глыбу

Тот от горы оторвал и далеко швырнул ее в море.

Видел затем: он кидал, как будто бы силой машины,

Дланью гигантской своей огромные с острова глыбы.

185 И охватил меня страх, не разбили бы волны и скалы

Судно, как будто бы сам я на нем пребывал, незабытый!

После ж того как побег вас от горькой кончины избавил,

Всю поперек он и вдоль обстранствовал в бешенстве Этну.

Лес отстраняя рукой, единственный глаз потерявши,

190 Он на скалы налетал, и, вдаль оскверненные гноем

Руки свои протянув, проклинает ахейское племя,

И говорит: "О, когда б мне случай выдал Улисса

Иль из его молодцов хоть кого-нибудь — гнев мой насытить!

Съем я его потроха! Своею рукою изрежу

195 Тело, живое еще! До отказа я кровью наполню

Глотку! Члены его в челюстях у меня затрепещут!

Станет жизнь ни во что, станет легкой жизни утрата!"

Много, взбешенный, еще говорил; и в ужасе бледном

Был я, смотря на лицо с невысохшей кровью от раны,

200 Видя жестокую длань и впадину глаза пустую,

Члены и бороду, всю человеческой кровью залипшей,

Смерти я видел приход, — то было ничтожное горе!

Ждал я: он схватит меня, вот-вот мое тело потонет

В теле его. У меня из души не исчезла картина

205 Дня рокового, когда увидал я, как двадцать четыре

Спутника милых моих повергнуты были на землю;

Сам же он сверху налег, как лев налегает косматый,

И потроха их, и плоть, и кости с белеющим мозгом —

Полуживые тела — в ненасытную прятал утробу.

210 Дрожь охватила меня. Я стоял побелевший, со скорбью

Видел, как смачивал рот он кровавыми яствами, видел,

Как он выбрасывал их, с вином пополам изрыгая.

Воображал я — и мне такая же, бедному, участь!

Много подряд укрывался я дней, содрогался при каждом

215 Шорохе; смерти боясь, я с жадностью думал о смерти.

Голод я свой утолял желудями, травой и листвою,

Брошен и нищ, без надежд, на смерть и на казнь обреченный.

Много спустя увидал я корабль от земли недалёко,

Знаками стал о спасенье молить, сбежал к побережью;

220 Тронул Энея; и грек был судном принят троянским!

Ты мне теперь расскажи о себе, дорогой мой товарищ,

И о вожде, и о всех, что с тобою доверились морю".